А вот украшать ягодами рябины верх выпечки - не стоит. Вот правда. Она чернеет и приобретает совершенно зловещий вид.
...А вообще я тот еще кулинар. Планировала кулич - получился практически рождественский кекс Плотный, сытный и с орешками. Нет, не настолько плотный, как то, что у нас получилось в общаге, но все-таки
Вот, к слову сказать (ой, чует мое сердце, я сейчас еще раз проиллюстрирую разницу М и Ж подходов) - в книгах очень редко попадается убедительное и такое, чтобы не коробило, описание перехода от одной любви к другой. Вот человек кого-то любил, не получил взаимности или каким-то образом эту любовь потерял, потом полюбил кого-то другого... В жизни это ситуация очень частая, скорее, однолюбы редкость. И если эта вторая любовь случается не через 10 лет, то должен быть и переход, и чувства, соответствующие этому переходу... А в книгах все это обычно решается либо через обесценивание первой любви (Ромео и Джульетта), либо через "первый/ая оказался/лась недостойным вариантом", либо еще как-то так... гаденько. Ну или не гаденько, если это вариант "сначала я ошиблась и приняла за любовь что-то другое" (семеновская "Валькирия"). Описать так, чтобы и первая любовь была не менее великой, чем вторая (или наоборот, вторая любовь не была бледной тенью и затыканием дыры после великой первой), и чтобы оба/обе любимых были достойными людьми, и так, чтобы герой реально сумел/а расстаться с первой любовью после перехода ко второй (а не как в "Цесаревиче", залипнув между двумя равно любимыми).
В голову навскидку пришла только Буджолд, у нее это есть и в "Паладине душ" и "Кольцах духов", причем вполне убедительное и не раздражающее. Правда, в обеих случаях первая любовь погибает. Если бы они остались живы, ситуация была бы сложнее...
Неубедительные варианты - ну, например, у той же Семеновой, кнесинка/Волкодав/Винитар. Или у Толкина, Эовин/Арагорн/Фарамир. И герои все достойные, и чувства вроде бы тоже, а от описания почему-то остается привкус наподобие "всяк сверчок знай свой шесток", или "на тебе, девочка, другую куклу, только не реви". У Толкина это чуть ли не прямым текстом сказано: мол, влюбилась не в человека, а в собственную подростковую мечту о великом полководце. А тут, типа, и достойная замена, и своего уровня (это уже я экстраполирую, у Т. такого нет).
"Нельзя любить женщину не за внешность..." В одной дискуссии я попыталась сформулировать, что, с точки зрения женщины, не так с этой фразой и с этой идеей, и так и не смогла. Для меня самой настоящая любовь - это чувство, которое однозначно направлено на личность. На душу. Эта самая личность и душа может помещаться в более или менее эстетичной упаковке, и,конечно, смотреть на любимое лицо - отдельная радость, но... Допустим, с человеком случилось несчастье, и его изуродовало сильным ожогом. Или, допустим, с ним не случилось ничего ужасного, просто миновало лет тридцать-сорок, и лицо и фигура закономерно состарились. Если любовь была, - если это была любовь, - она не исчезнет просто от... от обветшания "кожаной одежды". Потому что это тот же самый человек, та же самая личность, живая и развивающаяся, та же самая душа. Печально видеть утраченную внешнюю красоту, но это не главная часть человека. читать дальшеКстати сказать, многие женщины думают так же, и от женщины, в общем, ожидается это отношение к любви и к любимому мужчине. Можно ли считать любящей женщину, которая отказалась от своего покалеченного мужа-фронтовика потому, что он стал некрасив? Женщину, которая бросила мужа просто потому, что он облысел? Дико звучит, да? То же самое касается ситуации, когда мужчина и в самом начале знакомства отнюдь не Аполлон. Конечно, первое впечатление и первый заинтересованный взгляд часто связаны с внешностью. Однако сколько историй про то, как женщина с первого взгляда считает мужчину некрасивым и неинтересным, но влюбляется в него, видя его ум, характер, восхищаясь его поступками, смеясь над его шутками и так далее. Из этого же корня растет влюбленность в мужчин-актеров, многие из которых, положа руку на сердце, совершенно не красавцы. Просто в фильмах мы видим их в процессе самораскрытия этой самой личности, и в фильме они раскрываются гораздо ярче и очевиднее, чем в жизни.
Вот эта цитата из "Валькирии" Марии Семеновой - как раз об этом. Это естественный женский подход, на самом деле. Он не всем и не всегда по силам, и настоящая любовь встречается все-таки реже, чем "замуж хотела. За мужа. Как все", но это естественная для достойной женщины картина мира.
читать дальше"Хаген пожал плечами: – Если хорош предводитель, совсем не обязательно, что хороши и все его люди… Франки подняли на нас великую рать. Меня ослепили в плену, и я целый год крутил жернова, но мои друзья меня не забыли, решив убежать. Я был молод тогда и думал жениться…
– Блуд!.. – влетел со двора нетерпеливый крик Славомира. Вздрогнув, Блуд подхватил плащ, сдёрнул со стенки меч в ножнах и выбежал вон.
– Моя невеста была совсем девочкой, – сказал Хаген задумчиво. – Она не подошла ко мне, когда я её разыскал.
– Она тебя не любила, – слетело у меня с языка. Я испуганно закрыла рот ладонью, но Хаген только нагнулся и провёл рукой по моим волосам.
– Не суди её… Никто не знает заранее, какую ношу поднимет. Да и не худо я прожил, если подумать. Мальчишками мы ходили на вендов, и так вышло, что один вендский воин узнал меня, встретив на морском берегу. Он позвал меня жить к себе в дом. Это был славный Стойгнев, отец нашего Бренна.
Мы молчали, не смея дышать. Хаген прислушался к чему-то и засмеялся:
– Хватит бездельничать! Берите-ка по копью и быстро во двор, а то Бренн решит, что я вправду состарился и годен только для болтовни!
Повесть Хагена смутила меня необыкновенно… Остаток дня я ходила как в полусне.
– Наш Мстивой действительно из хорошего рода, – вечером, за едой, шепнул мне Ярун. – Каков же его отец был со своими, если и врага не бросил в беде!
Помню, я недоуменно вскинула на побратима глаза и тотчас устыдилась, поняв, сколь по-разному впитали мы одни и те же слова. Ох, не годился мой бедный женский рассудок думать гордые думы! Вот хоть Ярун: из него будет толк, не случайно он так приглянулся вождю ещё летом, совсем неумехой. Он и теперь целый день размышлял о чём следовало. О славном Стойгневе, приютившем врага, и о могучем Вожде, которого звали Христос. А я, недалёкая?.. О девчонке, бросившей жениха. Я корила себя, но всё без толку. Наверное, у старого сакса лежали одинаковые шрамы на сердце и на лице. Теперь их можно было тихонько погладить. Он не лгал, он, конечно, давно простил девку, шарахнувшуюся от его слепого лица. Но что бы он ни говорил, я знала истину: она его не любила. Замуж хотела. За мужа. Как все. Не был Хаген для неё тем единственным, кого ради не жалко пойти босой ногой по огню, а уж поводырём сделаться – праздник желанный… Оттого и не подбежала к ослепшему, не захотела губить красы за калекой. Что ей, умнице, в подобном супруге? Ни бус на белую шею, ни паволоки на грудь. И себя не покажешь подле такого…
А что басни не сложат, в том ли беда.
Ой, как ясно я видела Хагена, бредущего без дороги в осенней сырой темноте… берегом моря, под крик белых птиц, вьющихся над головой!..
…А поздно вечером, на лавке подле Велеты, ударило в сердце мало не насмерть: Тот, кого я всегда жду! А если скрутили, ранив в бою, и кто-то жестокий, глумясь, исколол гордые глаза кровавым ножом?!. Поднялось в потёмках лицо, искажённое мукой, любимое… ни разу не виданное… и глубоко внутри молча взвыл ужас. И затопила такая отчаянная, невыносимая нежность: только бы встретился! Век не оставлю, не погляжу на другого, только не пройди мимо неузнанным, не покинь, не устыдись себя оказать!.. Я ли не отыщу заветного слова, я ли не расскажу о цветущих лугах, о зыбучих зимних сугробах – и убежит посрамлённой чёрная тьма, которой хотели навек тебя окружить!.."
И была еще конфетница, тяжеленная хрустальная посудина с мельхиоровой ручкой, вот в конфетнице сейчас и шарила Розамунда, надеясь ухватить разом зефирину в шоколаде, три ириски и десяток вафельных трубочек с кремом. И, кстати, ей это удалось! Вот что значат многолетние мучения над кабинетным пианино с целью сыграть хроматические гаммы, да так чтобы мама не хваталась за сердце и не пила нервные капли, - пальцы, захватывающие полторы октавы, способны цапнуть за раз довольно много всякого.
Есть обычный имбирь, а есть растение, которое называется дикий имбирь - галанга. Кто пробовал выращивать имбирь дома (он легко прорастает из магазинных свежих корневищ, но потом растет неважно), знает, что его зелень тоже имеет имбирный запах, но слабее и немного другой. Так вот: у зелени галанги запах совершенно сказочный. Я растерла в пальцах подвядший лист, он пахнет имбирем, хвоей и чем-то вроде распускающихся березовых почек. И чем-то еще, знакомым с детства, не могу опознать. АПД. Как ни странно, ладан там тоже присутствует.
Жалко, что у меня нет портала с выходом на кусочек земли (АПД: гектара два) где-нибудь в более теплых краях. Все эти тропические штучки совсем по-другому выглядели бы в открытой земле под полным солнцем. Имбирь и галанга на воле еще и цветут.
На четвертый день Пандора Клатч устроила опрос молодежи во дворе. - Как организован ваш досуг? - обрушила она на всех сакраментальный вопрос. - Есть у вас какие-нибудь игры? - Есть, - сказали все. - Мы играем в метаморфозы, в три эпохи, в светоч знаний... - И кто же у вас в этом году чемпион? - сладко улыбаясь, спросила Пандора Клатч. Все недоуменно посмотрели друг на друга. - Что значит "чемпион"? - деловито спросил Ллевелис. - Ну, лидер, который вырвался вперед... - Куда вперед? - напряженно соображал Ллевелис. - Олимпионик, - подсказал Дион Хризостом, чем рассеял мучительную сосредоточенность на лицах своих учеников. - Кто олимпионик? - А-а, - удивились студенты. - Но в эти игры... нельзя выиграть. То есть один человек не может выиграть. И команд в них никаких не бывает. - А где же здоровый дух соревнования, воля к победе? - недоумевала Пандора. - Как вы вырабатываете стремление к успеху? Вы же молодежь! - и, сделав несколько жирных пометок в своих бумажках, она обвела всех бодрым взглядом. - К успеху? - робко переспросил Афарви. - Да, да! Стремление завоевать первое место, вымпел, кубок! У вас же есть кубки? - Пандора посмотрела подозрительно. - Да, у меня есть два кубка, - спас заходящую в тупик беседу подошедший Мерлин. - Я припас их еще со времен Круглого стола. Да, помнится, сунул как-то в карман. Невзначай. Но зачем они молодежи? Ни к чему им спиваться. Рано еще.
Анна Коростелева, "Школа в Кармартене".
2. По сути
За всех людей с ограниченными физическими возможностями я говорить не буду, мы все разные, и точки зрения у нас тоже разные. Но со многими из моих друзей мы сходимся во мнении, а поскольку вне нашей среды оно неочевидно, то время от времени его нужно говорить вслух, хотя это не самая приличная и общественно одобряемая точка зрения.
Первое. В России около 8 миллионов инвалидов. Сколько человек в Паралимпийской сборной? Человек семьдесят? Извините, все туда не поместятся при всем желании. Мораль: не все люди с ОФВ могут быть паралимпийцами.
Второе. Спорт любят не все, тем более, большой, профессиональный спорт. Обычные люди возмущаются ситуацией, когда человек с ОФВ вынужден идти в профессию, которая ему неприятна и не по душе. …Я знала одного человека из паралимпийской сборной, не из нынешней, из одного из прошлых составов. В частном разговоре было сказано примерно следующее: «Ты думаешь, мне это все нравится? Да нет, просто это моя единственная возможность заработать на квартиру, и уж я постараюсь». Еще хуже, если в восприятии человека с инвалидностью паралимпийская сборная – единственно возможный способ почувствовать себя человеком, доказать свою человеческую полноценность. К этому моменту я вернусь чуть позже, а пока мораль: не все люди с ОФВ хотят быть паралимпийцами. Третье. Очень может быть, что после первых двух возражений мне приведут контрдовод – мы ставим паралимпийцев в пример прочим инвалидам не как спортсменов, а как людей, совершающих подвиги и демонстрирующих остальным силу духа. Дорогие мои люди. Поверьте мне на слово: любому российскому (а также украинскому, белорусскому, и еще много какому) инвалиду, а также его родственникам, и без того нужно иметь достаточный запас прочности и совершать постоянные усилия для жизнеобеспечения. Что было личным подвигом вот для этого конкретного человека и/или его близких, и какая сила духа при этом была задействована, какие задачи он решает сейчас и будет решать в будущем – вы, скорее всего, не знаете, если этот конкретный человек вам не расскажет и не обьяснит. А рассказывать и обьяснять любят не все. Но еще меньше людей любят быть обьектом сравнения…
Нет, к самим паралимпийцам у меня никаких претензий нет. Если люди могут и хотят заниматься спортом, или если они рассматривают этот спорт как средство для решения своих жизненных проблем – почему нет? Они в своем праве. Дело в другом, мне не нравится, что этот способ самореализации инвалидов в глазах публики является самым главным, самым достойным и чуть ли не единственно возможным. Почитайте прессу, или высказывания обычных людей по поводу инвалидности, или дискуссии в ЖЖ. Вот сейчас их особенно много. Если человек с ограниченными возможностями говорит о проблеме в своей жизни – о любой проблеме, с чем бы она ни была связана – с отношениями, с душевным состоянием, с работой, чем угодно, - почти наверняка он услышит доброжелательный совет брать пример с паралимпийцев. Люди! Ну не является любой наперед заданный инвалид еще-не-доделанной заготовкой для паралимпийца, вот честное слово. Это все равно, что снисходительно заявить врачу или переводчику – ничего, ты вот похудеешь, приведешь себя в порядок и сможешь тоже прославиться на подиуме. Может быть, он/а и не хочет выступать на подиуме, и славы в этой сфере тоже не хочет? Может быть, он/а и не рассматривает топ-моделей, как эталон Состоявшегося Человека? Безотносительно к тому, насколько он/a успешен в собственной области: то есть, например, физик тоже имеет право не хотеть быть топ-моделью, несмотря на то, что он/а не Нобелевский лауреат и никогда им не станет. Ровно то же самое применимо к инвалидам, которым общество раз за разом натыкивает физиономией сообщает: мы готовы принять тебя и признать твое человеческое достоинство, только если ты... и так далее.
Ведь можно высказывать свое восхищение одними людьми, при этом не обесценивая выбор остальных, верно?